Отрывок
На меня накатывает паника. Я никак не могу вдохнуть полной грудью.
Она предлагает досчитать до десяти, как учил врач. Это не так просто, когда к горлу подкатывает тошнота, а сердце истерически стучит и жжется.
Мама повторяет что-то ровным тихим голосом. Но ее бормотание только раздражает. В ушах гудит и лязгает, словно в голове с бешеной скоростью носится бесконтрольный поезд метро.
— Мне страшно, мам, я не могу, не могу, — шепчу я сухими губами, но «страшно» — слишком пустое, бесполезное слово.
Мама гладит меня по спине. Делает вид, что может помочь, но ничего она не может. Мама не понимает. Она думает, что я притворяюсь: стоит мне захотеть, и все это прекратится, просто мне нравится страдать и быть несчастной.
Хочется закричать: «Почему ты ничего не делаешь?! Вызови скорую! Я же сейчас умру! Или ты наконец решила от меня избавиться?» Но голос не слушается. Я отбрасываю мамину руку. Пусть не трогает, мне противны ее прикосновения.
Мой мозг отказывается управлять телом. Механизм панических атак я знаю наизусть: ложный сигнал тревоги, запуск аварийной реакции, резкий выброс адреналина, организм ведет себя так, будто ему угрожает смертельная опасность. А потом наступает что-то вроде интоксикации.
Я успеваю добежать до туалета, прежде чем меня выворачивает. Мне хочется вытошнить весь этот страх, по-другому от него не избавиться. Я задыхаюсь, из глаз выдавливаются слезы.
Самый страшный момент: я понимаю, что легкие отключаются, осталось два-три вдоха. И пусть. Зачем мне такая жизнь? И жизни я такая — зачем? Не могу больше, не хочу.
Вдруг какая-то частичка меня, маленькая и глупая, начинает сопротивляться. Я будто выныриваю из ледяного океана.
Я уговариваю себя дышать глубже и считать до десяти. Выхожу и начинаю мерить шагами квартиру. Ходить, двигаться, согреваться. Шаги — единственное, что дает ощущение контроля.
Мне уже лучше, но все же мельком, где-то на заднем плане, проносится тревожное: а что, если в следующий раз я не услышу ту частичку меня, которая так не хочет умирать?
Отрывок