Но Васька успел раньше всех. Он подпрыгивал перед машиной так высоко, как только получалось. Падал, снова прыгал. Наверно, чтобы водитель увидел его. Я звонила дяде Толе. Мама тоже куда-то звонила. Сашка был уже не в доме, он стоял рядом с ней и молчал. Смотрел на Ваську огромными глазами. Тетя Зина что-то шептала одними губами и вытирала пот с лица. Когда Глеб с Димкой и папой добежали до Васьки, бульдозеры остановились. Водители что-то орали, но я не слышала, потому что объясняла дяде Толе по телефону, что происходит. Он выругался и бросил трубку.

Честно говоря, остальное я помню какими-то отрывками. Вот водители выскакивают из бульдозеров, а мама вскрикивает и бежит к ним, а я — за ней. Все стоят на ветках малины в саду дяди Толи, бесстрашный Васька сквозь слезы кричит водителям, что сюда ехать нельзя, нельзя ломать, потому что это не просто сад, а сад имени Трофима Савоськина, слышали про такого, гады? Один бульдозерист замахивается на него, но папа успевает схватить водителя за руку, а мама и Глеб встают перед братом. Ваську спасают, но папе достается так, что он валится на землю. Тут появляются дядя Толя и тетя Зина. Дядя Толя свистит через пальцы — так громко, что драка, крики и слезы утихают.
— Эй, мужики, — говорит он, — валите по-хорошему.
— Вот что, почитайте документы из администрации, — очень спокойным голосом говорит тетя Зина. — Эти сады могут стать парком имени Савоськина. Уже рассматривается в городской думе. Скоро будет заседание. Так что трогать не советую.
— А это — улица Трофима Савоськина, — объявляет папа и медленно встает.
Глеб поддерживает его, а мама все еще загораживает Ваську. Бульдозеристы читают бумагу, куда-то звонят, плюют на землю и уезжают.