Девочки вышли на середину улицы и пошли за стадом. Глубокая тишина, полная затаённой радости, лежала на полях, окружающих деревню. Неподвижный, сквозной под солнцем, стоял лес. Он словно примолк, он словно прислушивался к чему-то. Что творилось там? Что происходило в его таинственной глубине? Вдруг, совсем близко, раздался негромкий, но грозный рёв.

— Бык! — вскрикнула Таиска и бросилась к дому. Валентинка оглянулась. Из ворот фермы вышел большой бык. Он шёл, опустив лобастую голову, и ревел. Он прошёл несколько шагов, нагнулся и начал рыть рогом землю. Валентинка растерялась. Она стояла на месте и не могла отвести глаз от быка.

— Убегай! — кричала ей Таиска.

Валентинка увидела, как ребятишки бросились врассыпную. Вон и Романок, словно испуганный гусёнок, улепётывает к соседям на крыльцо. Тогда и Валентинка встрепенулась. Она побежала, а бык будто только этого и ждал. Он рявкнул, закрутил головой и двинулся вслед за ней. Бык пробежал шагов пять и снова остановился. А Валентинка мчалась, охваченная ужасом. Она уже видела, как бык нагоняет её, она слышала прямо за собой его хриплый рёв, чувствовала его огромные рога... И она закричала отчаянно:

— Мама! Ма-ма!..

Она не знала, какую маму она звала на помощь. Может быть, ту, которая умерла?.. Но из-за коровьих спин выскочила худенькая светло-русая женщина, бросилась ей навстречу, протянула к ней руки: — Я здесь, дочка, ко мне! Сюда!

Валентинка с размаху обхватила её за шею и крепко прижалась к ней. Опасность миновала. Как бы ни был страшен бык, разве он посмеет подойти к матери?
— Пусть подойдёт! — сказала мать.

Стадо уходило за околицу. Самым последним прошёл бык. У матери в синих глазах светилась гордая радость. Её сегодня наконец-то назвали мамой! Разве тётка Марья или бабка Устинья не слышали, как чужая темноволосая девочка сегодня кричала ей на всю улицу: «Мама! Мама!..» Валентинка знала, чему радуется мать. Только её ли она назвала мамой? Может, нет? Может, и нет. Но всё равно, трудное слово сказано. А раз оно уже сказано, повторить его будет гораздо легче!

— Не обращай внимания! — махнул рукой Юрка, сосредоточенно ворочая альбомы.
— Собака у соседа!
— Почему же она воет?
— Откуда я знаю. Она каждый день воет. До пяти часов.
В пять перестаёт. Мой папа говорит: если не умеешь ухаживать, не заводи собак...

Взглянув на часы и махнув рукой Юре, Валерка в прихожей торопливо намотал шарф, надел пальто. Выбежав на улицу, перевёл дух и нашёл на фасаде дома Юркины окна. Три окна на девятом этаже над квартирой Хлопотовых были неуютно темны.

Валерка, прислонившись плечом к холодному бетону фонарного столба, решил ждать, сколько понадобится. И вот крайнее из окон тускло засветилось: включили свет, видимо, в прихожей…

Дверь открылась сразу, но Валерка даже не успел увидеть, кто стоял на пороге, потому что откуда-то вдруг выскочил маленький коричневый клубок и, радостно визжа, бросился Валерке под ноги.

Валерка почувствовал на своём лице влажные прикосновения тёплого собачьего языка: совсем крошечная собака, а прыгала так высоко! (Он протянул руки, подхватил собаку, и она уткнулась ему в шею, часто и преданно дыша.)

— Чудеса! — раздался густой, сразу заполнивший всё пространство лестничной клетки голос. Голос принадлежал щуплому невысокому человеку.
— Ты ко мне? Странное, понимаешь, дело... Янка с чужими... не особенно любезна. А к тебе — вон как! Заходи.
— Я на минутку, по делу. Человек сразу стал серьёзным.
— По делу? Слушаю.
— Собака ваша... Яна... Воет целыми днями.

Человек погрустнел.
— Так... Мешает, значит. Тебя родители прислали?
— Я просто хотел узнать, почему она воет. Ей плохо, да?
— Ты прав, ей плохо. Янка привыкла днём гулять, а я на работе. Вот приедет моя жена, и всё будет в порядке. Но собаке ведь не объяснишь!
— Я прихожу из школы в два часа... Я бы мог гулять с ней после школы!